Александр Храмов.

Опубликовано в газете «Колокол», май 2008 г.

Скучная вселенная.

 

В атеистической вселенной есть свои боги, свои черти и свой рай. Вот почему человеческую ситуацию атеистического гуманизма может проиллюстрировать эта народная легенда, записанная в начале ХХ века в Пензенской губернии.  "Когда Бог сотворил мир, то заставил ангелов петь Ему славословие, а Сам ушел в рай к Адаму. Ангелы-то пели, пели, да соскучились. Вот один из них и говорит: "Бог-то ушел, давайте-ка отдохнем." Некоторые ангелы и перестали славословить. Бог пришел и приказал верным ангелам прогнать их с неба. Эти ангелы и стали нечистыми”.

«Всякая философия хороша, кроме скучной», сказал, перефразируя Вольтера, Лев Шестов. И атеизм не хорош именно потому, что он скучен. Скука – вот что первым встречает человека, когда он приоткрывает дверь атеистической вселенной, то есть вселенной, лишенной Бога, которую и предлагает нам атеизм. Пыль лежит густым войлоком в этом большом чулане, паутина висит по углам. Скука приходит тогда, когда нам предлагается конечное действие, которое нужно длить бесконечно. Никто не спорит, рожать детей, писать книги, ходить в театры – это хорошо. Но вот когда мы должны заниматься этим не в какой-то период своей жизни, лет двадцать-тридцать, а всегда, бесконечно долго – то становится невыносимо скучно. Ведь в атеистической вселенной есть только две альтернативы. Либо раз и навсегда признать, что человек смертен, что смерть так и не удастся преодолеть, либо предложить каждому человеку потенциально бесконечно долгое существование. Например, «выключив» или «вырезав» гены, ответственные за старение. Что ж, такая возможность есть. Но, если она будет реализована, то перед человеком станет проблема – чем заполнить свое бессмертие. Он окажется один на один с тысячами лет, которые должен будет прожить. И человек будет вынужден заполнять свое бессмертие бытом. Есть, пить, рожать детей, строить космические корабли. Но быт, растянутый до  бесконечности, рождает скуку. Не случайно в христианстве весь быт «выкидывается» из преображенного мира, из вечности. «Когда из мертвых воскреснут, не будут ни жениться, ни замуж выходить» (Мк. 12:25), «Царство Божье не пища и питие» (Рим. 14:17). Атеистическая вселенная, уготованная в удел обретшим бессмертие, превращается в гигантский чулан, где навалены велосипеды, книги, грабли, стулья. Сначала идти по чулану и разглядывать эти вещи интересно. Но вот вы встречаете их во второй, в третий раз. Вы начинаете скучать, но всё идете. И на энном повороте, встретив опять тот же велосипед, тот же шкаф, вам остается только удавиться. Атеистическая вселенная рождает самоубийц.   

 

Но, хорошо, может быть, стоит избрать первую альтернативу? Надо остановится на своей смертности. «Да, пусть мы смертны, но надо прожить короткую, но яркую жизнь». Но как прожить? Ведь атеизм пытается обосновать некие ценности, в соответствии с которыми мы должны прожить, а не отдает короткую человеческую жизнь на произвольное усмотрение самого человека. Ведь, если человек не укоренен в бытии – то есть он не обладает бессмертием и не воскреснет в конце времен, чтобы дать отчет за все свои поступки, и нет рядом с человеком Бога, Творца миров, с Которым человек находится в непосредственных отношениях, что не дает ему безвозвратно исчезнуть и затеряться среди громадности мировых пространств, то он ничем никому не обязан. И если человек «всего лишь миг, ослепительный миг», как поется в известной песне, и его бытие эфемерно и мимолетно сравнительно с миллионами лет существования мира и тысячами лет существования человечества, то он обречен на какую-то ужасающую, невыносимую легкость бытия. Как рассуждает Ипполит в романе Достоевского «Идиот», смертельно больной чахоткой, если он убьет сейчас пусть даже десять человек, то ему нечего бояться: он через месяц умрет в тюрьме или на виселице, как умер бы всё равно, никого не убив. Но, в конце концов, какая разница: умереть через месяц или через полвека? Если человек смертен, то всё безразлично, он парит в невесомости. Почему надо любить людей, а не убивать всех подряд? Если ты «ослепительный миг», горящий в атмосфере метеорит, безразлично, пролетишь ли ты, сея разрушения или сея благодеяния. Ведь, если ты никак не связан с бытием, случаен по отношению к миру в целом – тебя, в общем-то, в мире никто не ждал и никто мир для тебя не готовил - нельзя одно предпочесть другому, не допуская при этом фальши.

Атеизм пытается дать человеку, зависшему в невесомости и неопределенности, какую-то точку опоры в виде ценностей, за которые он мог бы ухватиться в своей смертной жизни. В качестве подобных ценностей предлагаются «служение счастью грядущих поколений», «служение человечеству», «безрелигиозной морали». Атеисты хотят заставить петь своим ценностям славословие, а всех остальных, кто не желает их признавать, обзывают чертями и ретроградами и хотят сбросить их с небес «прогрессивного человечества» в интеллектуальное подполье, с представителями которого нельзя даже разговаривать. Собственно, делать из оппонентов чертей, выставляя их врагами прогресса (то есть отрицающими что-то само собой разумеющееся), человеконенавистниками, реакционерами – единственный способ хоть как-то отстоять ценности атеистического гуманизма. А, между тем, у «чертей» есть множество способов возразить против этих ценностей и поводов не принимать их. И один из них – скука. Да, скука и с этого выхода подстерегает атеизм. Смертность не избавляет от скуки. Ведь, как мы видели, чтобы существовать, считая свою жизнь кратким мигом, нужны ценности, за которые можно было бы уцепиться. И вот вслед за ценностями атеиста приходит скука. Ведь человеку скучен не только его быт, длящийся бесконечно, но и то, что вообще к нему не имеет отношения. Вот вы попали на вечеринку, где никого не знаете и где все увлечены своими делами, не обращают на вас никакого внимания. И среди всеобщего веселья вам станет невыносимо скучно. А ценностям атеистического гуманизма до нас дела нет никакого. Они – не любящий личностный Бог, могущий огорчиться, и могущий и возрадоваться о человеке. Это или бездушный «категорический императив», который есть лишь приказ нашего разума, отвлеченная схема, которой ни жарко, ни холодно от того, что мы в нее вписываемся, или же «счастье грядущих поколений». Этим «грядущим поколениям» тоже все равно, что жил и умер за сотни лет до них какой-то маленький человечек, самоотверженно служивший их счастью. Да и нам до этих ценностей нет дела. Какое нам дело до отвлеченного веления «практического разума»? И какое дело нам до «грядущего счастья», в котором мы не будем участвовать и даже наблюдать его мы будем лишены возможности? Короче, ценности атеистического гуманизма приказывают петь себе славословие, а сами удаляются куда-то в недоступный для нас рай – на сотни лет вперед в будущее или в область «чистых суждений». И оставляют нам одну скуку.

Христос принес людям совсем другие, не далекие, но близкие и человечные идеалы. Человечные, значит, внимательные к каждому отдельно взятому человеку. «Приблизилось Царство Божье» (Мф. 10:7), сказал Христос. Отныне каждый, подобно евангельскому прокаженному, может дотронуться до края одежды Божьей. Бог не в заоблачных высотах, недоступный и отвлеченный. Вспомним, как воскресший Христос встал в доме посреди собравшихся учеников. Бог посреди нас, Бог рядом, Бог нас не покинет – вот пасхальное сознание. Что-то неизъяснимо близкое и человечное, полное бесконечного внимания к человеку сделалось возможным благодаря Воскресению Христову. Шагнуть из пыльного чулана навстречу Пасхе – что может быть радостнее? Бог со мной, Бог посреди нас – вот неизъяснимая пасхальная радость, перед которой меркнут все чуланные утешения.