АЛЕКСАНДР ХРАМОВ
КАЗУ-БАЗУ
ПРОИЗВЕДЕНИЯ 2003 -2005 г.г.
ПРОЗА. СТИХИ.
ПРОЗА: СЕМЬ РАССКАЗОВ.
КАЗУ-БАЗУ.
Глава 1.
На рынке стоял страшный шум. Василю Дмитричу Бякину продали гнилые помидоры.
Он уже отошел от прилавка, но заглянул в сумку – и ужаснулся. Василь пошел обратно и стал требовать замены помидоров или же возврата денег.
Но продавец не соглашался ни на какие уступки:
- Ти што, дарагой, ти думаещ, я обманивать тэбя хачу? Да вот убей миня тут: памидоры – все хороший!
Подошел его приятель, весь обросший, похожий на бабуина из лесов тропической сельвы:
- Эдик, да развэ он у тэбя покупал памидоры? Он тэбя сам обманывает!
Бякин не выдержал и возмутился:
- Да это же просто грабеж! Верните мои деньги!
Но тут лохматый приятель продавца будто взбесился и заорал, брызгая слюной:
- Казу-базу отсюда, гад! Шоб я тэбя тут больше нэ видел! Казу-базу!
Бякин вздрогнул и быстро-быстро засеменил оттуда, потому что продавец с угрожающим видом загреб рукой пару помидоров с прилавка, а его приятель уже собирался подойти к бедному Василю разбираться.
Что же такое это “казу-базу”, думал Василь, ссутулившись, угнетенный ношей гнилых помидоров.
Василь Бякин – филолог по образованию, и поэтому сразу стал
прикидывать, что в этом слове постфикс, что суффикс, и какого оно
происхождения.
……………………………………………………………………………………………………………….
“ - Ну Люсь, что ты в самом деле? Какие купил – такие купил!..
Казу-базу.… Чтобы это могло значить? Абсолютно не понимаю, абсурд какой-то…”
……………………………………………………………………………………………………………….
- Василь, ты что там ищешь?
Посмотри на часы: Ах! Уже два часа ночи!
Детей разбудишь!
- Не волнуйся, я сейчас.
Гм. “Каз-но-крад-ство…
Казнь.
Казу?! Казуист,
Казу-истика,
Ка-ин…”
Черт!
- Василь, прекрати! Выключи свет немедленно!
- Тссссс…
Глава 2.
Петр Сергеич Землёв уже много лет работал бухгалтером.
Служащие знали его как человека мало общительного, и этому была одна, по крайней мере, самая заметная, причина: Петру Сергеичу все время хотелось спать.
Нет, в рабочее время он себя пересиливал, и никто не видел его засыпающим над каким-нибудь отчетом или ведомостью. Но как только наступал обеденный перерыв, Петр Сергеич не бежал в столовую, громко разговаривая, он – спал, сидя на своем стуле.
И как только рабочий день заканчивался, он, спешно сказав всем: “До свиданья!”, уходил.
Петра Сергеича нельзя было назвать и примерным работником: когда заведующий отделом выходил, все сразу начинали перешептываться, сплетничать, кто-то доставал из сумочки бутерброд, и Петр Сергеич тоже прекращал работу, он – засыпал.
Но каким-то скрытым чутьем он распознавал приближение заведующего, и, когда его шаги слышались в коридоре, а служащие замолкали, Петр Сергеич опять приступал к работе.
Ну да, скажете вы, вот такой был Петр Сергеич, и что дальше?
Нет, не думайте, он не транжирил тайно по ночам деньги в клубах, и не рыл подкоп с целью ограбить банк…
Петр Сергеич, приходя с работы, ужинал, а потом полночи – писал.
Петр Сергеич не чувствовал за собой особого писательского таланта, но и графоманом я его не назову.
Петр Сергеич вел по ночам дневник. Он записывал туда все свои наблюдения, все действия за день, иногда вплоть до движения, записывал каждое слово, сказанное им, записывал все мысли и впечатления.
За одиннадцать лет Петр Сергеич исписал уже около сотни тетрадок. По выходным Петр Сергеич правил то, что записал за неделю, переписывал набело…
Кипой тетрадок он решил остановить, задержать ветер времени,
разносивший частички его бытия. Он объявил времени войну.
Глава 3.
Утром Людмила Бякина, последняя уходя из квартиры, забыла выключить электрочайник.
И довольно скоро жильцы дома почувствовали неприятный запах гари, идущий из квартиры 19 на пятом этаже.
Пожарный расчет приехал через полтора часа, но обнаружил, что в баках машины нет воды. Пока они ездили за водой, огонь перекинулся на квартиру на четвертом этаже. Пришлось вызывать уже несколько пожарных команд…
Ближе к вечеру пожар потушили.
Когда Петр Сергеич пришел с работы, толпа зевак уже разошлась. На лестничной площадке пахло гарью, и слышались крики ругающихся супругов Бякиных.
Петр Сергеич открыл дверь вошел в квартиру. Все было залито водой. Выгорела, правда, всего одна комната. Та, что с балконом. Посреди нее стоял уцелевший каким-то чудом диван.
Петр Сергеич бросился к шкафу: среди обуглившихся досок лежала только кучка пепла, да несколько почерневших клочков бумаги – это было всё, что осталось от дневников…
Петр Сергеич лег на диван.
……………………………………………………………………………………………………………
Скрипнула дверь, вошел работник ЖЭКа. Он побродил по квартире, потом обещал Петру Сергеичу компенсацию.
……………………………………………………………………………………………………………..
Скрипнула дверь. Пришел Василь Бякин.
- А, здравствуй, Петь! Да я смотрю, ты и не пострадал почти. А у меня, представляешь, всё сгорело. Всё. А я же говорил ей, дуре, надо всю квартиру застраховать, а она: нет, нет!.. только технику…
Это просто ужас ка…
Василь запнулся, увидев на оконном стекле заплывшие очертания
копоти, отчетливо складывавшиеся в слово: “казу-базу”!
Василь застонал и быстро выбежал из квартиры.
Глава 4.
Рынок закрывался.
Но Василь точно знал, где тот прилавок…
Лохматый, казалось, еще больше зарос. Он грузил последние ящики и очень удивленно посмотрел на подбежавшего Василя.
Василь, задыхаясь, спросил:
Что значит “казу-базу”?!
- А, Эдик, смотры сюда: это ж нащ старий знакомий!
(Эдик стоял у соседнего ряда).
- Знаещ, дарагой, казу-базу – значыт, тэбя што щас БУДУТ БИТЬ!
Последние слова лохматый просто проревел.
Василь попятился. Но лохматый уже перепрыгнул через прилавок. Василь побежал. Лохматый, топоча, где-то уже совсем близко хрипел: Казу-базу – значит: СМЭРТЬ твоя!..
Эдик встал в проходе и закрыл проход. У Василя в голове мелькнула фраза: Свобода дороже помидоров!
Он протаранил головой в живот Эдика и стрелой пронесся из рынка…
Сердце скакало в грудной клетке. Серело небо, в вечернем сумраке зажглись фонари. Василь побрел к своему обгоревшему жилищу…
…………………………………………………………………………………………………………………
Скрипнула дверь. В квартиру Петра Сергеича зашел Бякин.
- Люся с детьми уехала к тёте, и я…
Василь попятился из комнаты.
Петр Сергеич лежал на диване всё в той же позе.
…………………………………………………………………………………………………………..
Глава 5.
Василь брел по ночной улице. Из церкви доносилось пение.
- А-а, завтра же Пасха! – вспомнил он, прислонившись к церковной ограде.
Мерцали свечи, толпа крестилась.
Дьякон что-то читал.
…………………………………………………………………………………….
Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?
……..Воскрес Христос, - и низложились бесы…
…………………………………………………………………………………….
Христос воскрес из мертвых, смертию смерть
поправ, и сущим во гробех живот даровав.
………………………………………………………………………………………
Уже выключили фонари. Восходящее солнце бросало робкий луч на ряды крестов. Зазвенели колокола.
_____________________
Петр Сергеич проснулся, слез с дивана, открыл окно: влажный, холодный, утренний воздух хлынул в комнату. Слышались колокольные перезвоны.
Петр Сергеич подошел к обуглившемуся шкафу, вздохнул:
- Эх, вот так как-нибудь утром проснусь – а всё – другое. Ни бумажек, ни гари, ни пепла, только колокольные звоны.
………………………………………………………………………………………………………..
Днем опять заскрипела дверь. Вбежал Василь Бякин:
- А, Петр Сергеич, здорово! Убираешься? Ну-ну. Мы тут с Люсей решили пока у тети пожить, пока ремонт у себя не сделаем.
А ты за нашей квартирой последи, чтобы не забрался в нее никто. Ну и мало ли там что… Хорошо?
Василь уже собрался уходить, как вдруг схватился за голову:
- Ох, забыл! Мне же Люся велела тебе яйцо передать. Пасхальное, красное такое…
Василь отдал Петру Сергеичу яйцо и, попрощавшись, ушел.
Петр Сергеич зачем-то приложил яйцо к уху, послушал, потом стал чистить его на подоконник.
Красные скорлупки чуть слышно падали на закопченный бетон.
_________________________
Через несколько дней Василь, проходя мимо рынка, увидел на его месте лишь черные развалины.
Старик, одиноко торговавший рядом петрушкой и сеянцами лука, рассказал Василю, вздыхая, что рынок “сгорел аж как спичка прям в ночь на Пасху”.
_________________________ 14,15,16 апреля 2004 года.
Время.
Старик скрипнул дверью и вышел во двор и, открыв калитку, очутился на широкой грязной дороге.
- Ты куда? - окликнула его любопытная зеленщица.
- За хворостом.
Стояла осень. Капли дождя сбивали с веток последние листья. Мокрая насквозь земля буквально разверзлась и поминутно пыталась стащить со старика башмаки.
Но вот он свернул с разъезженной дороги на более сухую тропинку и пошел по направлению к лесу.
Постепенно небольшие кустарнички превращались в настоящие заросли, и уже скоро старик стоял посреди большого леса.
Всё вокруг было сырое, какую корягу ни переверни, но все же старик решил пройти дальше: “Авось, и хворосту посуше найду”.
Пробираясь сквозь заросли, уминая пожелтелые листья, старик внезапно очутился на большой поляне.
Она, казалось, была почти не тронута всеобщей влажностью, хотя дожди и шли уже почти две недели. Старик обрадовался.
Проглянуло солнце из-за туч, и тут он увидел на небольшом деревце какую-то пестренькую птичку.
Он заинтересовался (“откуда она здесь в такое время года?”) и подошел ближе.
Птица обернулась и посмотрела на него. Она несколько запрокинула головку… и запела!
Старик никогда не слышал таких чудесных звуков. Мелодия захватила его, он забыл, зачем он здесь… Он только слушал, слушал… Мелодия лилась и лилась. Оперение птички засверкало еще сильней, и чудные его переливы, казалось, и были той мелодией, или же нет, мелодия так сверкала и переливалась в воздухе…
……………………………………………………………………………………………………………….
Вдруг старик как-то покачнулся и чуть было не упал на осеннюю листву. И … он обернулся кругом – опять та же поляна, и тот же дождь моросил…
Начало темнеть. “Ох, ну и долго же, наверно, я здесь простоял,
- мои то, небось, уже ужинают” – забормотал старик,
насовывая в свою суму без разбора всякие ветки и прутики, лежащие рядом.
Потом он побрел назад. Он шел по тропинке, и почти ничего впереди не видел – такой густой туман опустился на окрестности.
Но где-то через полчаса, когда старик должен был, как ему казалось, свернуть уже на дорогу – туман немного рассеялся в порывах налетевшего ветра, и старик, услышав пронзительный гудок, увидел в наступающих сумерках линии проводов и полотно железнодорожных путей, по которым, громыхая колесами, мчался поезд.
Старик вскрикнул, испуганно посмотрел по сторонам, и побежал обратно к лесу.
Но почти сразу, шагов через двадцать, он наткнулся на огромный барак, мокрый из-за непрекращающегося дождя.
Моросил дождь. Старик сел на землю и заплакал.
Прошло триста лет с тех пор, как он вышел из дому собирать хворост.
08. 03.04
Балкон
Петр Андреич весьма плотно поужинал перед сном. И поэтому всю ночь его мучили какие-то бессвязные образы, отрывочные мысли и видения.
Вот привиделось Петру Андреичу, что он потерял ключи от своей квартиры и потому должен перелезть на свой балкон с балкона соседки Нины, чтобы не ломать дверь. Вот он уже занес ногу, вот уже схватился за перила своего балкона, перегнулся, но тут перила закачались, стали медленно наклонятся… “Ах, цемент ссохся! Подпорки держатся плохо”… И под отчаянный хохот соседки Нины, сжав в руке перила, Петр Андреич падает вниз, как в бездну…
Петр Андреич заворочался, открыл глаза, вскочил. Он до того измучался за эту ночь разными кошмарами (да нет, что за кошмары! – Здравомыслящий человек, каким и являлся Петр Андреич, отмахнется от подобной чепухи), - но Петр Андреич был измотан их непрерывностью, полночи беспрестанно проворочавшись в постели.
Петр Андреич встал, босыми ногами зашлепал по холодному паркету (- “интересное какое ощущение!”), открыл балконную дверь, перекинул ногу, укололся отшелушивающейся масляной краской… и шагнул вниз! (А он жил на пятом этаже).
Сильный удар в живот окончательно развеял сонную пелену, и голова Петра Андреича совершенно прояснилась. Он, как бы сложенный пополам, головой и ногами свешивался с толстой ветки тополя, которая жутко раскачивалась: вверх-вниз, вверх-вниз, но наконец остановилась.
“Что я, лунатик какой-то!.. Да нет, это всё проклятые сны, дребедень, которая вроде сон, а вроде и не сон, и голова не то чтобы работает, но как-то на половину… У-ух… Да… Премерзко… Когда проснешься и не поймешь, что спал… Эх… Да как же так получилось?… Ох…”
Рассветало. Дворник толкал свою тележку, на которую были навалены коробки для мусора…
Петру Андреичу удалось перебраться к основанию ветки, изодрав при этом пижаму, однако слезть он не мог: внизу на стволе не было веток вообще, и лишь изредка торчали молодые веточки, почти прутики.
На балкон вышла соседка Нина – курить.
- О-о-о, что это вы тут делаете, Петр Андреич?
- Эээ… я-я-я… Ну, вобщем… утреннюю гимнастику всякую…
- Оригинальный способ.
- Ну то есть да…
- Ну-ну.
Нина стряхнула пепел, затянулась еще раз и ушла.
Петр Андреич ужасно боялся своей соседки. Мало того, что у нее каждый месяц новый любовник, мало того, что ее возят на мерседесах, так однажды Махмед, муж Нины (теперь, правда, бывший) как-то пригрозился прирезать Петра Андреича, если он еще раз посмеет проехаться с ней в лифте.
Петр Андреич сидел на ветке как раз на уровне четвертого этажа, и потому Зинаида Львовна, вышедшая на балкон развешивать белье, страшно испугалась, увидев его:
- Ах, Петр Андреич, что с вами!
- Да ничего особенного.
- Да как вы сюда забрались?
- Ну забрался и забрался!У меня… эта, кошка убежала, вот я ее и ловил.
- Но Петр Андреич, у вас же не было кошки!
- Ну не было, а теперь завел!
- Ох-охо-хо-хо… - протяжно вздохнула Зинаида Львовна и удалилась.
Петр Андреич никак не хотел позориться перед Зинаидой Львовной.
“Эх, да и так эта болтунья и сплетница слухи обо мне разнесет. Уж пусть лучше думает, что я кошку ловил, чем с балкона бросился”.
Петр Андреич недолюбливал Зинаиду Львовну и испытывал по отношению к ней брезгливость и даже презрение. Особенно его в этом чувстве укрепил тот скандал, который она устроила, когда он один, всего один раз залил ее квартиру…
- Дядь, а дядь! А чё ты тут сидишь?
Петр Андреич глянул вниз. Прямо под деревом стоял какой-то малолетний шкет.
- А тебе какое дело?
- Неа… Ты скажи, чё тут сидишь!
- Уйди отсюда, мальчик! – заревел Петр Андреич.
- Ну дядь! Ну скажи!
- Уйди, а то спущусь – уши надеру!
Вдруг Петр Андреич вздрогнул. Шкет достал из кармана рогатку и целился прямо в него.
- Эй, парень, что ты делаешь?!...
А-А-А-А-А!
Петр Андреич дико взвыл, чуть не свалился с ветки, но всё же удержался на ней…
Прохожих становилось всё больше. Кто-то проходил мимо, не замечая Петра Андреича, кто-то показывал на него пальцем, кто-то даже подолгу останавливался, закинув голову вверх и смотря прямо на него.
Петр Андреич стыдливо запахивал пижаму, пытаясь принять отрешенный вид, молчал, нахохлившись, как старый воробей.
- Колян, а Колян! Ха-ха-ха!.. – раздался снизу чей-то хриплый голос.
Смотри, там же мужик сидит! А ты мне всё твердил: приведенье, приведенье! Ха-ха-ха!
Утро было зябкое. Петр Андреич молчал и терпел – физиологическая нужда подступала всё неотвратимей…
- Ну, Петр Андреич, что вы всё кряхтите? - Зинаида Львовна опять вышла на балкон.
Какой масти была ваша киска-то? Уж не рыжая ли?
- У-уу-у…
- Ну так я видела только что одну рыжую кошку во дворе дома напротив.
- У-уу-у…
- Чего-чего? Не убежала еще, я думаю. Ну слезайте же скорее, я, так и быть, вас отведу.
- О-оо-о. Не-е-е… Оста-аавьте меня-я-я-я!
- Ну как хотите.
Примерно через полчаса Петр Андреич окончательно осознал безысходность своего положения.
- Зинаииида Льво-о-овна! Миленька-ая! Зинаиииида Льво-о-о-овна! О-о-о!
Зинаида Львовна, как это ни странно, услышала зов Петра Андреича:
- Что вы раскричались, голубчик?
- Зинаи-ида Львовна! Милая! Вызывайте, прошу вас, пожарную команду-у-у!
- Да вы в своем уме-то? Какая пожарная команда?! Здесь ветеринарную службу, если на то пошло, надо вызывать!
- Нет, меня снимите отсюдова!.. О-о-о! Меня!
Пожарная команда приехала довольно быстро и без особых усилий сняла с дерева Петра Андреича.
Петр Андреич был уже в таком состоянии, что не мог оценить своего счастья. Лишь дома (замок один сердобольный пожарный отпер шпилькой), когда Петр Андреич оправился, он дал себе слово, что никогда в своей жизни не будет переедать за ужином…
- …………………………………………………………………….
- Да что вы говорите, Зинаида Львовна? Не взял?!
- Да, и сказал, что у него вообще на кошек аллергия. Представляете?
- Ах! Ох! Какая странная история! Не может быть! – послышалось со всех сторон.
- А я знаю, в чем тут дело. – Напряженные взоры устремились на Людмилу Петровну. –
Это он всё спьяну, голубушки, спьяну. Верьте моему слову…
03.07.04
Билетик.
- Документы проездные предъявляйте. Так: вижу, вижу. А у вас, молодой человек?
Молодой человек вздрогнул, заметался руками по карманам, потом на секунду задумался.
- Ну!?
- Я… Он был счастливый… Я его съел…
- Хватит околесицу нести! На выход!
Чтобы спастись от трехобхватной огромной контролерши, с красновато-бурым в крапинку лицом, сдавленным сверху и будто приглаженным чем-то тяжелым спереди, Федор (так звали молодого человека) вынужден был отдать сто рублей.
“Вот тебе и счастливый билетик! А повел я себя очень глупо,
надо было притвориться, что у меня нет денег…”
Автобусы ходили редко, и Федор благополучно опоздал на свидание. И к тому же не осталось денег на розу, а являться с пустыми руками было как-то неудобно.
Дома Федора ждал любопытный дед:
- Ну что, Федюнчик, как твое свидание, - ехидно спросил Петр Петрович, встречая Федора на пороге, - что-то ты уж больно быстро управился…
- Нет, дедушка, на свидание сегодня я не попал. И Федору пришлось все рассказать…
“Ууу, остолоп! Кто ж тебя просил билеты жрать?! Видно и ста рублей тебе не жалко”, – ворчал недовольный Петр Петрович.
“Хотя ладно, Федь, не горюй: что штраф, что розы – один черт”, – заметил Петр Петрович, идя в ванную чистить зубы.
Сентябрь 2003г.; (12.01.04).
Рыбак.
Прежде всего, надо сказать вам, кто такой был этот мой знакомый Васютин, о котором пойдет речь.
Он принадлежал к тому довольно часто встречающемуся типу стареющих мужчин, окончивших когда-то какой-нибудь заборостроительный институт, (или даже не окончивших) а теперь работающих в глухом месте за несколько тысяч рублей, умеренно матерящихся и умеренно пьющих (то есть почти никогда не напивающихся до беспамятства).
Но самая главная, самая характерная отличительная черта этих мужчин – это их страсть к рыбной ловле. Всё свободное время они тратят на разговоры о рыбалке, возню со снастями, сидение со спиннингами на берегах рек, прудов и водохранилищ и на задумчивое выкуривание сигарет.
Меня всегда удивляло, куда же они девают свою добычу: полпакета окуней или даже чего-нибудь еще покрупнее. Вряд ли они едят ее сами – с них хватает, когда они травятся дешевой водкой, и с рыбой был бы уже перебор. Кошки обычно тоже отказываются от подобного угощения…
Что делал со своим уловом Васютин – я тоже не знал.
Итак, весь мой рассказ состоит в том, что Васютин утопился. Но – не совсем утопился, так как его спасли. И сначала все думали, что он вовсе не собирался топиться (да он и сейчас не знает толком, что с ним произошло), а просто провалился под лёд. Так часто бывает с этими рыбаками.
Зима в том году была суровая, и лед держался где-то до апреля. В нескольких местах реки на фоне пожелтевшего льда чернели скрюченные фигурки рыбаков, склонившихся с мормышкой над прорубью. И вот, один прохожий (это было в старом парке) заметил что-то черное у самого берега, болтыхающееся в черной же воде средь льдинок. Это был Васютин. Прохожий изловчился и вытащил его за ногу на берег, а потом вызвал скорую помощь по мобильному телефону.
В больнице Васютин скоро отогрелся и ушел домой. Как я уже сказал, все его знакомые думали, что он просто провалился, когда рыбачил, но сам он мне признался однажды, что всё было совсем не так.
Дело в том, что в тот день утром Васютину пришла чрезвычайно странная и чрезвычайно неотвязчивая мысль: вдруг – вот это всё – рай, ну а все, которые рай ждали и сейчас ждут, ну, всякие христиане и проч., рай-то и проглядели, а он уже тут, наступил, и мы уже в раю живем и мечтать-то, собственно, не о чем.
И вот, когда он шел по пустынным воскресным улицам ранним утром и слышал, как гудели пустые троллейбусы, проносясь мимо, и как шелестели объявления на остановках, и как булькал и проламывался ледок на лужах, и из под него выступала коричневатая вода – и думал, думал, а вдруг всё это рай, уже рай.
Потом, в старом парке, на берегу, когда он разматывал снасть, он тоже всё думал об этом. Ноздреватый снег, поломанный сухой тростник, торчащий на мелких местах реки, эти черные деревья, эта старая обвалившаяся водонапорная башня, мимо которой он проходил – вдруг это всё рай, а он вообще бессмертен, то есть никогда не умрет, и вот только будет сидеть на складном стульчике на льду да ловить окуней, да покуривать, а троллейбусы будут шуметь за оградой. Тут ему стало так тоскливо, что он отложил в сторону снасть, подошел к самой кромке воды (там, где он стоял, лед уже растаял у берега) и бросился в реку. А там его вытащил прохожий.
Сейчас Васютин всё так же ловит рыбу, только в запои стал уходить немного чаще, чем раньше.
апрель 2005г.
Художник.
Месяц прошёл с того дня, как умер художник Зябин. Человек он был сложения хиловатого, болел часто, и потому его смерти особенно никто не удивился.
Соседи по коммунальной квартире сочли его похороны делом слишком затратным, и потому денег на них решили не сдавать – на похороны Зябина скинулись его бывшие сокурсники. Похоронили Зябина на огромном кладбище на окраине Москвы, продуваемом всеми ветрами, и даже обнесли могилку крашенным деревянным заборчиком.
Комната Зябина за этот месяц пропылилась вся (да он и раньше не особо в ней убирался), хлопья пыли лежали и на железной кровати, и на полке с книгами, и на столе, заваленном различными бумагами, которые никто так и ни разобрал, и на холсте, лежащим в углу комнаты.
Надо сказать, что Зябин работал в какой-то строительной конторе, и целые вечера, приходя с работы, просиживал над планами и чертежами. Так что творчеством Зябин почти не занимался.
Правда, была у него одна задумка: написать сад. Какой это должен быть сад, он сам точно не представлял: то ли отголоски впечатлений детства, сливовые деревья, дача, то ли вообще сад неземной – птиц невиданных и красот неописуемых.
Он сделал пару набросков карандашом да на скудные сбережения купил холст и тюбики с красками (старые за долгие годы лежания в коробке под кроватью окончательно успели ссохнуться).
Но вскоре Зябин умер.
Соседка Люба отперла дверь в комнату художника. Одна молодая чета выразила желание снимать освободившуюся комнату в этой коммунальной квартире, и чтобы комната не выглядела уж совсем неряшливо, Люба решила прибраться и протереть там пыль.
Она подмела уже пол-комнаты, как вдруг заметила на холсте в углу краску: желто-зелёно-солнечный слой. Хотя Люба ясно помнила, что когда выносили Зябина, холст был чист, она только хмыкнула и, зевнув, опять взялась за веник.
На кухне, уже вечером, Люба, между прочими новостями, рассказала о своём наблюдении Лидии Семёновне.
Лидия Семеновна не была, конечно, вздорной старухой, однако очень любила всё необычное, новое, так, например, услышав по радио о каком-нибудь теракте, она бросалась тревожным голосом рассказывать о нём соседкам, преувеличивая число жертв раз в десять.
И поэтому Лидия Семеновна сразу заинтересовалась сим фактом и немедленно с Любой пошла осматривать холст.
Зажегши в комнате свет, Люба ахнула. На холсте уже довольно чётко выступали контуры деревьев, всё как бы было пронизано солнечным светом…
На следующий день жильцы только и говорили о том, что призрак покойного художника ходит по ночам рисовать картины, и будто бы слышны его вздохи и даже видны его следы на пыльном полу.
Все бегали смотреть на холст, тыкали в него пальцами, некоторые даже пробовали ногтем подколупнуть свежую, видимо, недавно нанесённую краску. Однако в ближайшие дни никаких изменений в изображении не произошло. О призраке стали постепенно забывать.
Но вот уже накануне въезда новых жильцов Люба обнаружила, что на некоторых деревьях прорисованы уже и листочки и веточки, и каждый мазок, казалось, излучал свет, или, вернее, был озарён изнутри светом.
Однако она, несмотря на преисполнявшее её желание, решила никому не рассказывать об этом. Нехорошо, если в день переезда все станут толпится в этой комнате, да и вообще, новым жильцам, тем более молодожёнам, может весьма не понравиться, что круглые сутки, в любое время любопытный сосед будет стараться пробраться в комнату, чтобы посмотреть на картину или подкараулить призрака…
А на следующий день холст, вместе с остальными вещами покойного, новые жильцы вынесли на помойку.
Ну вот, собственно, и вся история.
16.09.04
Тринадцать.
Вера Сергеевна совершила ошибку. Хотя, в общем-то, вины ее в произошедшем и не было. Кто –то из тех, кого звали, не пришел, кто-то пришел, кого не звали. Но так случилось, что за столом в день рожденья Веры Сергеевны собралось, вместе с хозяйкой, тринадцать человек. Когда Вера Сергеевна накрыла на стол, разложила салфетки и, наконец, уселась вместе с остальными гостями, все заметили какое-то необычайное волнение Петра Сергеича.
Провозгласили тост, другой. Петр Сергеич начал кряхтеть. Однако гости увлеклись разговором и не сильно обращали на это внимание. Провозгласили еще тост. Петр Сергеич начал трястись и стучать зубами. Разговор затих. Вера Сергеевна спросила удивленно – Голубчик, вам плохо? Петр Сергеич сильнее затрясся. Начал трясущимся кривым пальцем пересчитывать собравшихся за столом. Он делал это три раза, начиная с себя и заканчивая соседом, в которого по окончанию счета тыкал пальцем, чем довел его почти до исступления. Когда Петр Сергеич собрался в четвертый раз пересчитывать собравшихся, Вера Сергеевна, вконец испуганная, спросила:
- Что это значит?
- Нас-с за-а столо-ом тринадцать!
- Ну и что? – спросила с ухмылкой дама, сидевшая напротив.
- Как ч-что… Кто первый выйдет из-за стола, тот о-очень скоро уу- – Петр Сергеич затрясся – -уу-
- Умрет? – переспросила дама.
Петр Сергеич подпрыгнул на стуле.
Гости зашумели. Чепуха! Суеверие! Ну что вы, Петр Сергеич! – неслось со всех сторон. Однако разговор скоро стих. Дама уже не улыбалась.
Зазвонил телефон в прихожей. Все начали переглядываться. На Петра Сергеича старались не смотреть. Молчали. Телефон позвонил-позвонил – и перестал.
Каждый старался сделать вид, что очень увлечен едой, и вскоре на столе стояли лишь пустые блюда. Стали время от времени посматривать на Веру Сергеевну. Вера Сергеевна нервно засмеялась – Ну что ж вы, гости дорогие, не разговариваете? Гости хмуро молчали. Один Петр Сергеич клацал зубами. Пробило восемь. Пробило девять. В комнате стемнело.
Все сидели и молчали. Наступала ночь. Дама напротив Петра Сергеича обмахивалась салфеткой, Петр Сергеич закатил глаза. Стало совсем темно. Стало бить двенадцать.
Вдруг раздался страшный грохот. Дама дико заверещала. Теперь уже все гости тряслись, вцепившись в стулья. Через минуту выглянула из-за туч луна. Все увидели, что там, где сидел только что Петр Сергеич – больше никого не сидит.
Вера Сергеевна не выдержала и бросилась к Петру Сергеичу. Он лежал вместе со стулом на полу без сознания. Вера Сергеевна вскрикнула. Гости задвигали стульями, вскочили тоже. Зажгли свет. Кто-то стал опрыскивать Петра Сергеича водой, щупать ему пульс. Вызвали скорую помощь. Однако к приезду врачей Петр Сергеич очнулся. Приехавшие врачи сделали ему укол и уехали. Гости стали расходиться.
Целую неделю после дня рожденья под разными предлогами гости звонили Вере Сергеевне. Но та и не думала умирать. Потом звонить перестали – надоело.
А первым из тех тринадцати человек, сидевших в тот вечер за столом, умер примерно через полгода какой-то маленький старичок, один из весьма дальних родственников Веры Сергеевны, которого на день рожденья особо и не звали.
09.08.05
Пьеса: ВОБЛА.
Действующие лица:
Старик;
Старуха;
Трехобхватная баба.
( Золотая рыбка).
Действие первое.
Сцена 1. Каморка.
Старик лежит на лавке,
все вокруг уставлено бутылками. Перед ним его старуха.
Старуха:
- Вась, Вась, подымись!
Старик:
- ЫЫЫ.
Переворачивается на
другой бок.
Старуха вздыхает,
кряхтя, вытаскивает из-под него клюку. Уходит.
Сцена 2. Берег моря.
Старуха:
- Слышь, рыба… Рыба… Рыбонька… Бросает в море какую-то старую пластиковую бутылку, валяющуюся на берегу. Рыба… Рыба?! Ты что, и слышать меня не хочешь?! Мужа вон до чего довела, уж пятый год пьет…
Околдовала, пучеглазая! Ишь, думала я, дура, останусь у разбитого корыта, да и того нет. Все пропил, несносный…
Рыба… Эй, рыба… Выходи, поговорить надо. Да ладно тебе, не обижайся. Пожалей меня, я старая, больная…
Кричат чайки, подступают
и с шелестом откатываются волны.
Плюется. Уходит.
Сцена 3. Каморка.
Старик сидит за столом.
Голова – на столе. На столе – бутылки.
Входит старуха, он
поднимает голову, поворачивается к ней.
Старик:
- Ну че твоя вобла хорошего сказала?
Старуха:
- Ой, Вась, молчал бы уж. Я то думала, она выйдет, посочувствует; даже не попросила бы ничего…
Ан нет, не выходит, бестия!
Ну рыба, что с нее взять…
Старик:
- Слышь, старуха, я те че скажу: хватит дурью маяться! Сходила бы, бутылки сдала, что ли…
Старуха:
- Сил моих больше нет!
Старик:
- Ну как хошь…
Опять со стуком кладет
голову на стол, засыпает.
Сцена 4. Уже ночь.
Звезды, старуха,
оглядываясь по сторонам:
- Эх, красота-то какая! А у моего – опять попойка.
Пойду-ка к рыбке. Может, выйдет все-таки…
Уходит.
Сцена 5. Берег моря.
Старуха:
- Рыбааа! Рыбааа!…
Молчание. Шум волн.
Ох, вроде слышу что-то…
Молчание. Шум волн.
Ведь и правда, голос какой-то, подойду ближе.
Подходит к самым волнам.
Внезапно одна из них подхватывает старуху и уволакивает
в море.
Тишина, шум волн…
Действие второе.
Сцена 6. Каморка.
Старик сидит за столом.
Перед ним трехобхватная баба.
Старик:
- Ну и че, утопилась, что ль?
Баба:
- Ага…
Старик:
- Ну я же говорил ей, до добра это не доведет. Обманет золотая рыбка. Вот меня однажды так надула!: дворец наобещала, а потом – бульк, и нет ничего…
Вот старухе-то, небось, тоже чаго посулила, да потом и обманула. А та с горя – и бряк в море!..
Но я точно не помню. У меня других делов много.
Поворачивается к столу.
Наливает.
Баба:
- А вообще жалко, интелегентная была женщина.
Старик:
- Во-во, мне тоже жалко. Кто теперь готовить будет, и бутылки сдавать…
Баба:
- Ну…
Сцена 7. Вроде море.
Золотая рыбка, перед ней
– старуха.
Старуха:
- Ну вот и понимаешь, он с горя-то и спился. Бояре, говорит, где мои бояре? И пьет, пьет…
Рыбка:
- А зря ты все-таки пожадничала, не надо было хотеть морской царицей стать.
Старуха:
- Да я же не со зла, как лучше хотела. Ты ведь что думаешь, царем так легко быть? Чего доброго, и на власть покусятся, заговор сделают, убьют… А рыбы-то вроде характером потише, чем люди, вот и подумала: надо бы ему морским царем быть. Да видно не судьба…
Плачет.
Рыбка:
- Ну ладно, ладно, ты не расстраивайся. Ты женщина умная, будешь у меня министром.
Старуха:
- Нет, нет, золотая рыбка, ты меня лучше назад верни, да прошу тебя, сделай так, чтоб мой старик уж больше не пил!
Рыбка:
- Ну хорошо, хорошо.
Сцена 8. Кладбище.
Могила с крестом. Трехобхватная баба и старуха.
Баба:
- Спился он, голубушка, помер от пьянства, пока ты на стороне гуляла…
Отходит в сторону. Старуха стоит перед могилой и молчит. Потом уходит.
Сцена 9. Берег моря.
Шум волн, крики чаек.
Старуха:
- Рыба… Рыба!..
КОНЕЦ. декабрь 2003 г.
Стихотворения.
Портрет.
Со стены на меня глядят
Пропылённых вождей иконы –
Бородаты в иконах дядья,
Перешедшие все рубиконы.
Воскуряли дурман пред иконами
Наших новых, лобастых божеств,
С их законами непреклонными,
С их дарами великих блаженств.
Заклубил нас дурманящий опиум,
Счастье знали мы – жаб и ужей –
Значит, мало врагов мы ухлопали,
Видно, мало убитых уже.
………………………………………
На засаленной, жёлтой стене
Вождь трудящихся громко смеётся,
Пробегает мороз по спине,
Меркнет в тучах осеннее солнце.
Я хотел ему что-то сказать –
Он хохочет, хохочет, хохочет –
“Ты увидишь, взглянувши назад
Бесконечную цепь многоточий…”
Мы – одни: только я, только он.
Только кажется мне – из углов
Смотрят пристально сотни голов
- Имя, имя твоё?.. – Легион!
Я сорвал бесноватый портрет
Как языческий щит с градских врат,
Но на выцветшей, жёлтой стене
Беловатый остался квадрат.
____ 08.12.04
* *
*
Тёмной ночкой мальчик плакал,
За окном – и лёд, и тишь.
А покушать – кот накакал,
Да и то изгрызла мышь…
Вот кометами несутся
В небе звездном мышь и кот
Мальчик маленький проснулся
К лунной матушке идёт…
первая половина 2004 г.
Белое море.
В небо упёрлись ели –
Чёрные перья в подушки туч –
Своды вселенской постели
Тайну хранят, тишину.
В ряби морская гладь –
Ломок ряд елей в ней
Лбиста угрюмая рать,
Мшистых громадных камней.
Дождик крапнёт – и стихнет,
Ветер качнёт деревья…
В мглисто-туманной сини
Вечности вижу зево.
___ 15.08.04
Прогресс.
Не пишите про братские ГЭС,
Не хвалите глобальные стройки:
Много сделал вселенский прогресс
Пепелищ или просто – помоек…
Потребленье совершенствуем мы
В ранг заслуги инстинкт возведён.
Сквозь туман и помоек дымы
В стройке строек узнай Вавилон.
____ 24.08.04
* * *
Человечество стареет,
Ничто не вечно под луной,
Слабее солнце землю греет
И море в слизи нефтяной…
Всё было: рифмы ни одной,
Строки нельзя придумать новой
Стократ уж всё повторено –
И гении, и катастрофы…
Многометровый известняк
Риф отложил на дно морское,
И сам, поднявшись над волною
Иссох на солнце и иссяк.
Прослойки нигилизма ила,
Форм строгих меловой кристалл,
Мы сквозь себя всё пропустили,
Все моря мира вещества.
Сто первый повторится раз,
Трёхсотый или миллионный?..
Иль воскресит умерших нас
Грядущей вечности День Оный?..
____ 09.10.04
* * *
Вот – кукла в чреве у другой.
В той кукле тоже куклы, куклы.
Теряешь разум и покой,
Попав в мирок их пёстрый, утлый.
Сорвавши маску – видишь маску,
Нет сил разоблачить ложь, а –
Всё просишь пошлой, плотской ласки
И вдруг поймёшь: и я – матрёшка!
И раскрываешься покорно
На части две: лицо и зад,
И куклу новую, как в урну,
В тебя, послушного, вложат…
Там – хохот и зубовный скрежет,
Там – темнота, и плач, и стон,
Низвергнут, проклят и отвержен
Царь кукол – имя – Легион.
О, сколько кукол, сколько глаз,
Бельмом затянутых навеки!
Мне скорбно, грустно видеть вас:
Слепцы, безумные, калеки…
О, Эфиоп, язычник, маг,
Торгуешь бездной, пустотой.
По чём твой будет саркофаг
Серебряный и золотой?
А третий – выточен из древа,
Четвёртый – прост и даже груб.
Ну а внутри – сухой, как стебель,
В пелёнах почернелый труп…
О, совлеки ты пелены!
И камень отвали от входа,
Узнай, что были вы пьяны
Хмельным вином все эти годы…
Раскрой одну, вторую, третью,
И если надо – хоть до ста.
Увидь – прогнили сети эти,
И пустота есть пустота.
Раскрыт обман, кошмарный сон,
Река несёт обломки льдин.
- Как можно, он уже смердит…
- Эй, Лазарь, Лазарь, гряди вон!
___ 12.09.04
Одиночество.
Солнце пыльной квартиры
Закатилось за шкаф,
Оставляя лишь пурпурный след на паркете,
Только белые чайки кричат,
Безграничных просторов одинокие дети.
Набегает волна,
Зыбко пенится море.
Выплывает луна,
Зажигаемая мною.
М; 2003г.
* * *
Огромный памятник свободе,
Огромный памятник греху –
Постыдное веселье плоти
И смерти вечное “ку-ку!".
Хохочет глубина вселенной,
Зверёк рожденный: хи-хи-хи…
И шепчут каменные стены
Свои безумные стихи.
Слеза и кровь – стекают тихо,
Созвездий капает вино…
Смеяться, братцы, можем лихо,
Да - умираем всё равно…
___ 11.05.04
* * *
Собирать глаза черники,
Рвать зелёные ладони,
Слушать чаек смех и крики,
И в выси – шептанье кроны.
Комаров душить мизинцем,
Звон желаний и страстей
Чувствовать Божию десницу
В суете бегущих дней.
Ухожу в сторонку прочь я –
Я связал владельца дома –
Разорвал одежды в клочья,
Всё – так ново… и знакомо!
Собирать глаза черники,
Ложе сделавши из моха
В кронах видеть солнца блики
И всевидящее Око.
___ 23.07.04
Февральские стихотворения
* * *
Я распят на столбе позвоночника,
Слышу вихрь, вижу мрак и огонь…
Я с кувшином стою у источника
Но на улице нет никого…
Я хочу умереть молодым
(Но – успев написать пару книг)
А потом – пусть рассеется дым
И проступит в огне светлый Лик…
Ночной дождь.
Ветер, срывай с меня груды тряпья,
Ливень, омой мои гнойные язвы,
Пусть еще полночь, далече заря,
И на пороге лежит нищий Лазарь…
Ливень, омой иссушенные лица,
Пусть еще время страдания длит…-
Смерть – не конец. Это только тряпица
Что в полыханьи рассвета сгорит.
Февраль 2005 г.
* * *
Всё наполнено тайной угрозой,
Но, пространство прорезав легко,
Пролетаю над сводами носа
И внимаю дыханью его.
А вокруг – только стены и мгла,
Погружён в забытьё ночью дом…
И тихонько его чела
Я касаюсь хрупким крылом.
Трепещу от движенья руки,
Жаркий сок ощущаю нутром,
Сколько счастья и сколько тоски
Во Вселенной быть комаром!
___ 12.06.04
* * *
Кто не берёт креста своего и не следует за Мною,
тот не достоин Меня (Мф. 10:38).
В пещерах поселился я на годы
И неустроенность избрал своей судьбой:
К осклизлой стенке прислоняясь несмело
Я вечно рубище телесное латаю;
Из подсознанья бездны то и дело
Летающие мыши вылетают,
Во впадины стекают мерно воды
И я – скорее нищий, чем святой…
Телесные вериги не сниму,
Своей убогой доли не отвергну,
Не откажусь от горестей и мук
Пока огни в пещере ни померкнут.
Я в тёмной келье тела моего
Томлюсь, но радостен, всечасно умирая,
Благословляю каждый миг его,
Ведущий к вечности Божественного рая.
____ 31.12.04
* * *
Господи, луна так сегодня ясна,
Что дрожит в бесконечных пространствах,
Мокнет снег. Тают тучи. Весна.
На молитве небесная паства.
Милуй, Господи! Хватит забот,
Я уйду… - Но увижу ль рассвет?.. –
Распахнется алтарь-небосвод
Улыбнется мне Ангел в ответ.
___
26.03.05
* * *
Петух трубит, свистит креветка,
И глаз-рубин сверкает строго
Актер Нерон снимает тогу,
Пылает Рим еловой веткой.
Сто ног, усы и борода,
Клешни и панцирь известковый,
Песок, соленая вода,
Коней железные подковы.
Петух и рак, и саранча,
Имеющая женский профиль.
Консервной банкою бренча,
Хохочет нервно Мефистофель.
Сто тысяч раз все отреклись,
Две тыщи лет хромает кляча,
Костер плюется снопом искр…
Петух кричит – никто не плачет!..
___ 24.10.04
Анархия.
Странны речи демагогов,
Пустословит атеист…
Я же – верю, верю в Бога,
Анархист я, анархист.
Эй, рабы греха и плоти,
Сбросьте цепи сна и тьмы,
К Царству Божьему пойдемте,
Царство Божье – это мы!
Идолов столкните в воду,
Ваш мирок – лишь так, нора…
Бог спасет, придет свобода
Бесконечного Добра.
___ 6 мая 2004 г.